Было интересно и забавно наблюдать за девушкой. Ее меняющееся выражение лица, сменяющиеся друг за другом эмоции. Все это вызывало на губах Троя легкую усмешку. Легкую? Нет, вряд ли. Усмешка была не скрытной, как бы в духе 'на, смотри, как ты смешна, что я даже не могу скрыть то, что в мыслях насмехаюсь над тобой'. Но вряд ли Хэннингвэй действительно насмехался над девушкой — просто непроизвольно хотел показывать все это своим видом, пытаясь не выдать истинных эмоций. Что тоже, к слову сказать, не очень хорошо получалось.
Он ревновал. Неистово, сильно, безудержно. Это было странно — во-первых, потому что раньше он никогда и ни к кому не ревновал; во-вторых, Аннабель была для него никто. Действительно никто. Ну, было дело, пересекались они, познакомились, немного поговорили, и что дальше? Не могла же она стать для него центром вселенной из-за всей этой ерунды. Такое еще может быть в младших классах школы, но сейчас, в двадцать два года это... как-то глупо и слишком инфантильно. Но ведь инфантильность — это как раз в духе такого парня, как Трой. Он никогда не взрослел и вряд ли повзрослеет и даже сейчас, в довольно сложной ситуации, когда он не может дождаться важного ответа от Анны, Хэннингвэй ведет себя по-детски глупо. Или же нагло. Кому как душе угодно — называйте, как хотите.
Пару раз оценивающим взглядом окидывает Аннабель, заостряя свое внимание на каждом миллиметре ее тела. Плевать, что она может это заметить, его подобные мелочи никогда не волновали. Раз уж есть возможность разглядеть эту особу поближе, хоть и в такой несуразной обстановке — не стоит терять ни мгновения.
В который раз понимает, что она его действительно 'зацепила'. Да, в первую очередь вышло так, что она приковала его взгляд своей неординарной, привлекательной внешностью — все парни, как парни, им лишь бы поглазеть; а потом... Ему просто нравится, как она сейчас ведет себя с ним. Нравится и одновременно раздражает_бесит_нервирует. Барабанщик не может понять — нервирует ли она его специально, либо же Аннабель такая всегда. Да какая разница?
— Спасибо за воду, ты так любезна, — в голосе слышится явный сарказм, на губах — подобие такой же милой улыбки, что играет на губах девушки. Однако стакан в руки он так и не берет. 'Кто тебя знает, может, раз ты не можешь прогнать меня из своего дома добровольно, может ты решила меня просто отравить, чтобы не заморачиваться и побыстрее избавиться от проблемы в моем лице', — проносится в голове музыканта глупая мысль. Хотя, действительно, кто ее знает, эту Бойд. От нее можно ожидать чего угодно по отношению к нему.
Трой вновь устремляет неотрывный взгляд в глаза девушки, будто пытаясь прочесть ее мысли. О чем она думает, что пришло в ее голову, что она скажет_сделает_предпримет дальше? Он не знал. Он не мог догадываться. Мысли все еще были затуманены наркотиками, поэтому и соображать было значительно тяжелее — и, чем дальше, тем более туманна была реальность. Действие наркотического вещества могло накрыть с головой в любой момент, а уже потом, наутро, Хэннингвэй и не вспомнил бы об этом разговоре.
Истеричный хохот девушки сбивает Троя с толку. Теперь он и подавно не знает, о чем она думает. Все это время, пока она не успокаивается, парень просто смотрит на нее, приподняв бровь. Будто из них двоих не он наглотался наркотиков, а она. Не переставая смотреть на Анну, рукой подпирает голову, якобы ожидая, когда это наконец закончится.
Она успокоилась так же внезапно, как и впала в истерический смех. Начала что-то говорить_говорить_говорить. Дико много слов, половину из которых Хэннингвэй пропускал мимо ушей, делал вид, что зевает — после чего на губах вновь появлялась ухмылка — и периодически то склонял голову набок, то приводил ее вновь в обычное положение.
— Может, тоже попьешь водички? А то сама разговорилась, будто только научилась говорить, — иронично говорит Трой и протягивает в ее сторону стакан с водой. — И ты все таки слишком наивна, раз считаешь, что стоит мне только получить ответ на свой вопрос и я тут же уйду. Нет, я останусь здесь хотя бы просто для того, чтобы понервировать тебя еще больше и помозолить тебе глаза. Это весело. И ты сказала так много слов. Бессмысленных слов, которые могла бы оставить и при себе. Вместо того, чтобы просто ответить мне на мой вопрос, ответа на который я от тебя жду. И я не думаю, что ты теряешь ко мне интерес, — самоуверенно прищуривается, вглядываясь в лицо Аннабель, в который раз пытаясь по лицу понять ее мысли, увидеть эмоции, которые могли бы намекнуть ему на то, что она сейчас чувствует, а затем, при своих дальнейших словах, у него вырывается смешок, — потому что лучше меня тебе никто не достанется. Тот мудак, что был с тобой — просто мудак, раз не заметил того, что за вами кто-то следит, хотя я не особо-то и прятался. Но знаешь, мне уже даже не важно, кто это было. Потому что сейчас его здесь нет, — музыкант разводит руками, слегка пожав плечами и делает недолгую паузу, длинной в несколько секунд, — зато здесь есть я.
Он сам не понимает, что говорит, он не задумывается о словах, которые произносит, — просто вылетает все то, что он хочет сказать. Пусть, возможно, немного и не в той форме, в какой хотел бы, пусть и спутано, бессвязно и нелепо, но говорит. Замолкает уже лишь тогда, когда внезапно Аннабель садится рядом с ним и на своей щеке Хэннингвэй ощущает ее прикосновение. Одновременно оно кажется ему и каким-то ласковым, и грубым — подсознательно он понимает, что ее отношение к нему не может перемениться за какие-то считанные секунды. Повернув голову навстречу девушке, на этот раз Трой смотрит в глаза лишь какое-то мгновение, а потом переводит взгляд. Он фокусируется на ее губах. Изнутри его раздирает желание повалить эту язвительную особу на диван и прижаться своими губами к ее губам. Она что-то говорит, снова говорит, но это лишь несколько предложений, после которых...
Из своего рода 'транса' его выводит резкая и сильная пощечина. На его лице появляется гримаса злости, челюсть напряжена, от злости стало заметно движение скул. Взгляд снова падает на ее глаза. Смотрит со всем поднимающимся изнутри гневом, на который он только способен. Улыбка на ее губах становится невыносимой. Она бесит еще больше, раздражает, он уже ненавидит.
Ненавидит, но, внезапно для себя, жадно впивается в ее губы, в страстно_жестком поцелуе, схватив и цепкой хваткой зажав в своей ладони ее руку, которой она отвесила ему пощечину. Он все так же злится, кажется, эта злость даже не проходит, — она становится только сильнее, выводит его из себя; эта злость пробуждает в нем желание целовать, целовать и снова целовать Аннабель, с жадностью, со всеми накопившимися эмоциями.